Триптих

   Она заметила, что её рисуют, через полчаса любования закатом из окна аэропорта. Самолёты беззвучно всплывали с отдалённой полосы и, перепрыгивая языческий костёр, очищали и её взгляд и карму.
   Мимолётно думая, что кроме света костра и звёзд многое здесь нам в лад, она физически, на уровне осязания, начала ощущать прикосновения из-под капюшона штормовки мужчины, сидящего метрах в десяти справа.
   Его рука, синхронная взглядам, проявляла в альбоме не столько точёный балетный силуэт тридцатипятилетней женщины с непрофессионально уже большой грудью, сколько ему лишь ведомую акварельную ауру её отражений в текучем зеркале заката.
   Будто стряхивая наваждение, она подалась к нему, но он испуганно и умоляюще замахал руками и головой, прося оставаться на месте.
   - Не надо позировать! - его шёпот она услышала даже в гудящем терминале, когда бессознательно поправила причёску, вставая в выгодный ракурс. - Просто вы - и закат...
   Она узнала его сразу, также сразу наткнувшись на неузнавание.
   Когда-то в дальней дали он так же рисовал её на Купалье в фойе оперного театра. Зайдя после спектакля с девчонками в театральный буфет и увидев, как вычурно и неуклюже публика демонстрирует скопированные в ящике движения, они фыркнули и устроили купальский шабаш. В духе нечисти спародировав модные штампы, они стряхнули шелуху и залепили такую импровизуху из классики-блюза-рока, что толпа, вспомнившая, что за ночь сегодня, увидела вдруг трёх ведьм, нашедших папараць-кветку в световом пятачке прожекторов.
  
  Обряд, молитва, зазеркалье...
  Ты танцевала, я немел
  под пассами ночных химер
  в фойе театра, в ночь Купалья.
  
  Несоответствие пространства
  тебя не трогало, и блюз
  на свой переиначил вкус
  языческий прыжок вакханства.
  
  Как можно узнице балетной,
  оковы сбросив мастерства,
  достичь такого естества,
  не задевая нити смертной?
  
  Но задевая, перепутав,
  все нити под и надо мной,
  ты завершаешь тишиной
  то, что заканчивают спуртом.
  
  Безумство плоти и блаженство
  души, танцующей внутри, -
  любой за жизнь получишь приз,
  но не поймёшь загадки женской.
  
  Ах, в эту ночь пляши, журавлик,
  и тем разгадывай меня,
  рекой ночной к началу дня
  бумажный подтолкнув кораблик.
  
  А там - соперничать с оркестром
  за благосклонность госпожи,
  которой надо жизнь служить,
  чтоб не смутиться лишним жестом.
  
  И если я уже не слышу,
  но ви-жу музыку твою,
  взмахни рукой мне на краю,
  замкнув квадрат четверостиший.
  
  
   Запахло тиной, костром и загулом.
   А потом Крис спровадила подружек и утащила в ведьмин жутеворот своего портретиста. Поменяв декорации и домчав на такси до ближайшей деревни, она примой влетела в действо, показав, что шпагатные прыжки через костёр русскому балету - семечки...
   Защекотав недотёпу, пытавшегося и здесь перенести в альбом мираж, она сорвала с него все фиговые листки и потащила в речку смывать грехи. Её блузка, юбка и трусики растаяли на бегу, а бюстгальтер её тогда не обременял.
   Лунные вспышки магнетизировали сельских русалок и водяных - и серебристые парочки одна за другой выбрасывались на берег. Вскрики и охи распалили даже чопорных лягушек, и своими клокочущими переливами те стёрли христианские запреты с языческого блуда.
   Рассвет жрица и послушник встретили в луговой низине. Венки их поплыли в разные стороны, нагадав разлуку. Но Крис не сдавалась и устроила катания по росе, незаметно перешедшие в качания.
   Блистательная властительница колдовской ночи учудила: оказалась девушкой... Что для выпускницы хореографического училища было, по меньшей мере, моветоном. Но длинноногий распятый лягушонок лишь разок удивлённо пискнул - и через пару минут уже вопил в ночном блаженном хоре.
   Луна и купальские духи милостиво наградили Крис неиссякаемым источником женского счастья. Что тут же ощутила наголову разбитая Советская армия: только что обмывший погоны летеха был опрокинут, взнуздан и объезжен похлеще ковбойских родео.
   - Как честный человек и офицер, вы, сударь, обязаны на мне жениться! - на довавилонском своём наречии проклокотала суккуб и, не выпуская из себя, уснула на его груди.
   Любиться, растворяясь друг в друге, удалось лишь пару дней. Затем Крис уехала с театром на гастроли, а молодой спецназовец получил назначение в группу, откомандированную к экватору.
   Все данные о задании хранились лишь в голове их куратора из в/ч 44708*. Случись что - они вообще не существовали... Ну разве что потащить за ниточку череду смертей руководителей стран третьего мира, не слишком лояльных миру ведущему, от скоротечных форм лихорадки, рака и необъяснимых заболеваний.
   Одна из дружественных африканских стран после такой смерти своего президента и чудовищных случаев страха, паники и гибели населения соседей обратилась с просьбой о помощи. Разведка очертила "бермудский треугольник" из биолабораторий США в Либерии, Сьерра-Леоне и Гвинее. Ни "врачи без границ", ни французские миротворцы, ни бизнесмены и миссионеры - никто их белых не пострадал: эпидемии целенаправленно зачищали территории от местных жителей. Этническое оружие расистов от биологии прошло полевые испытания.
   Случилось не с группой - со страной... В бардаке развала Союза униженная армия, в которой, в буквальном смысле, были распилены техника и сердца, опустилась до плинтуса. Куратора уволили. Отчаявшись достучаться до новых хозяев, он допустил промах: на обещание помочь раскрыл координаты группы.
   И сразу же на неё организовали сафари.
   Куратор спрятал документы офицеров и по экстренной связи передал им номер тайника с прощальным: "Уходите, ребята!" Через два часа его автомашина взорвалась.
   По внезапной демаскировке догадавшись о предательстве, группа внесла коррективы в чисто разведывательное задание. Долгие подходы и внедрения завершились почти одновременным бахом трёх рассадников западной цивилизации. Выкрадывать технологию производства заразы и "вакцинации" деревень, в которых людская плоть превратилась в жижу, не стали, полностью уничтожив три звериные лаборатории и похоронив вместе с вирусами и десятки наступающих группе на пятки бэтменов.
   - Вряд ли, ребята, избавимся от людоедской науки, но тормознём надолго, - сказал командир.
   Иностранные коммандос, привыкшие менять правительства своих колоний одной левой, не смогли скрыть перешедший цивилизованный порог груз-200. Бремя белого человека, аборигены не в счёт. Взгрев стоящую на полусогнутых Россию за несанкционированное боевое противодействие, благодетели потребовали сменить их на охоте.
   Послушная Россия робко заметила, что у неё нет никаких отмороженных батальонов в саванне, кроме вышедшей из-под контроля спецгруппы численностью в отделение.
   Легион получил приказ не нарываться, и русский десант на джипах рванул к морю.
   Им дали прорваться, чтобы не усугублять потери от партизанских действий. В Танжере из-за плотной блокировки порта пришлось отказаться от переправы на пароме. Стало ясно, что по "легальным" своим документам и визам не пройти, пришлось арендовать катер, благо до испанской Тарифы было не больше пятнадцати километров. Но вели их настолько плотно, что за пару миль до испанского берега натовский вертолёт расстрелял и потопил судёнышко. Ночью. Погибли марокканская команда и пятеро бойцов.
   Шестеро, раненые, по двое тащили контуженного лейтенанта до скал. А на берегу из темноты выступили трое, и старший вдруг обратился к ним по-русски:
   - Не стреляйте, камарад. Я метеоролог замка Санта Каталина, ребёнком во время гражданской войны в Испании родители вывезли меня в Советский Союз. Это мои сыновья. Мы знаем об уничтожении варварских лабораторий в Африке и видели расстрел вашего катера. Здесь всё оцеплено, но мы дадим вам приют, отдав долг вашей стране.
   Их скрытно провели на высокий холм, где в окружении бетонных бункеров возвышалась двойная наблюдательная башня с арками и балконами по углам. Вокруг, внутри остатков крепостных стен хаотично разбегались узкие улочки с белыми домиками провинциального андалузского городка, лежащего в точке соприкосновения двух континентов и Средиземноморья с Атлантикой. Здесь, рядом с Голубиным островом, на котором располагались полторы тысячи натовских коммандос, группа скрывалась три месяца, пока испанцы готовили нелегальный коридор в Россию.
   Предали свои, из сотен европейцев, обеспечивающих дорогу, не сдал никто. И сколько бы границ не натыкали государства, проходы - в людских сердцах.
   В конце 93-го года, после трёхлетней командировки они вернулись. В новых реалиях "воскресать" было нельзя.
   Их учили выживать, и в проклятые 90-е они не распались, создав охранную фирму. После миллениума, когда новый президент начал восстанавливать государство, трое не семейных офицеров вернулись, наконец, по-настоящему.
  
  - Но это не я, - протянула Крис из-за его плеча. - Когда-то? И с той стороны окна нет мальчика...
   - Простите, это просто набросок... И ещё раз простите, что обеспокоил вас без предупреждения. Позвольте загладить вину и пригласить на кофе. Меня Яром зовут.
   Случаю было угодно, чтобы они не только летели одним рейсом, но и рядом: она сидела перед ним. Сосед Яра вошёл в положение и поменялся.
   Она возвращалась из отпуска, проведённого безвылазно в Москве, сняв с дочери-абитуриентки все бытовые хлопоты. А он сожалел, что прямо с этого борта его возьмут на другой, и не мог ответить, когда вернётся. Они затеяли дурашливую "чепуху", и среди обычных казусных несовпадений на бумажной "гармошке" нарисовались столь связные фрагменты, что оторопь брала...
   Он начал как-то странно на неё посматривать, а она ощутила такое нестерпимое желание, что схватила за что попало и потащила между спящими.
   В тесноте туалета она, спустив с него брюки и толкнув на сидушку унитаза, опустилась на его колени и впустила в себя. Запах сена и полыни ударил ему в ноздри, надо было вспомнить какие-то слова и прикосновения... Но девятый вал утопил его в кричащей "Да-а!" и пульсирующей женщине...
   Подняв колени к груди, Крис полулежала в кресле и слушала дыхание единственного мужчины, которого любила. Все подружки умоляли её не портить карьеру и не рожать. Она уволилась из театра и два года ждала его. В его училище смогли лишь сказать, что лейтенант Ярослав Яров убыл к неизвестному месту службы.
   Затем умерла мама, и стало совсем невмоготу. Чтобы выжить, Крис завербовалась на Камчатку. На очередной запрос Министерство обороны ответило, что в списках личного состава лейтенант Яров не значится. Личная жизнь не заладилась, но Тинку она вытянула.
   Рассказать отцу о дочери не смогла: не узнал - значит, не в сердце.
   Самолёт и вращение Земли сжевали время, и борт влетел в камчатский закат следующего дня. У трапа Яру козырнул встречающий майор:
   - Командир, борт ждёт!
   - Если вздумаешь исчезнуть из Петропавловска, будь добра, сообщи по этому адресу. Я вернусь, - он поцеловал её и побежал к ревущему вертолёту.
  
   Через полтора года в квартиру Крис позвонили. На пороге переминался, стряхивая снег с шинели майор, встречавший их в аэропорту.
   - Что с Яром!? - вскрикнула Крис, и в коридор выглянула девушка с ребёнком на руках.
   Майор остолбенел. Он переводил взгляд с Крис на девушку и моргал, отгоняя наваждение.
   - Да входите же! - Тина, приглашай гостя, а я что-нибудь соображу.
   Через пятнадцать минут стол был накрыт. Взявший, наконец, себя в руки, офицер встал:
   - С болью должен вам сообщить, что Герой России подполковник ГРУ Ярослав Яров погиб, выполняя задание правительства. Он просил меня найти вас и помочь. По закону детям, если вы, Крис, это оформите, положено пособие. Командир мой всю жизнь был одинок, да и какая семья, если он не вылазил из боёв. И я, и остальные офицеры группы живы только благодаря ему. Зарплата и прочие выплаты сберегались здесь. Мы решили тоже вложиться, и просим принять; чем можем...
   Когда мать и дочь выплакались, Крис спросила:
   - Но почему Яр не нашёл нас, когда было трудно? Он же возвращался иногда...
   - В первую же свою командировку он был так сильно контужен, что потерял память. Когда через несколько лет она вернулась, он искал вас, Крис, но... А потом развилась прозопагнозия - он забыл не только ваше лицо, но стал забывать все виденные лица. Мы все ему помогали, и тех, кого он видел часто, узнавал. Полтора года назад, в аэропорту он показал мне вас и сказал, чтобы я выяснил, не та ли вы Крис из 90-го, которую он любил всю жизнь?
   - Но как вы догадались, что девушка и малыш его дети?
   Майор вышел в прихожую и принёс большой тубус для переноски холстов. Дивные по технике, краскам и зеркально перетекающему сюжету три картины он приклеил скотчем к стене - и в распахнувшейся комнате запахло костром и морем, самолёты всплывали в закат и мешались блики людей и зверей...
   Синеглазая и русая девушка в вытянутом балетном прыжке летела над купальским костром и белорусской речушкой и, промелькнув на фоне марокканских гор между горящими крестами мачт такого же костра на испанском берегу, выныривала из бирюзовой волны у окна московского аэропорта рыжей зеленоглазкой, переводящей сейчас взгляд с заката на не отрывающего от неё глаз офицера... А на третьей части полотна юноша стоял перед мольбертом, заканчивая картину, где в фойе оперного театра похожий на него, но постарше, лейтенант танцевал с балериной из первой части триптиха.
   - Вот тебе и ответ, мама: в Домодедово папка увидел в тебе меня. Портрет не встреченной дочери... А юноша-художник - вон пузыри пускает. Отец навоевался и за него. Эх, мамочка, неужели так трудно было сказать: "Это же я, Яр!"
   - Прости, Тина, - заплакала Крис.
   - Мой командир и друг, когда только мог, в пустыне, лесных и горных базах писал картины и письма вам, Крис. Они в его московской квартире - вот ключи, она ваша. Там же урна с пеплом Яра: он обещал вернуться... От имени командования передаю вам, что, если вы переедете в столицу, вам помогут с работой. Наша группа базируется там же, и я буду рад встречам.
   Малыш потянулся к мужчине.
   - Тебя как величать, командир?
   - Да так же, как отца - Яр наш, Ярька...
  __________
  ( С чего начать?
  Раньше мне нравились вокзалы, их суматошно-рваный ритм и лёгкий привкус волнения перед отходом поезда, когда всё убыстряется: слова, поцелуи, улыбки, рукопожатия; и уже заполонён движением, а с остающимися не расстаёшься, лишь отдаляешь встречу. Я чаще уезжал, чем провожал. Но что-то менялось, уходила лёгкость, упав на рельсы, разбилась призма сказки; какая-то странная случайность связывала простую разлуку с потерей людей, которых чаще провожал уже я. Начал немного побаиваться.
  И сам себя убедил, перенеся огни прощальные вокзалов на все иные расставания - и получилась фобия: "Чур!.. Зачем мне толкотня перронов?"
  Затем привык. К потерям тоже.
  Но никак не привыкну встречать без удивления людей необыкновенных, хоть знаю наперёд, что всё вновь мимо-мимо...
  Сейчас хочу говорить с тобой тихо-тихо...
  Кри-иии, К-р-и-с... Вы таинственны и странны... Что нас связывает, что тянет меня: загадка женственности иль жалость - к Вам ли, к себе? Наивно так...
  Жизнь - это нюансы, компромиссы и углы. Когда выпячивают последние, они протыкают рёбра.
  Я как-то начинаю мыслить аксиомами, всё труднее выдумывать сказки. Всё прозрачнее туманы и духи, и усмешка - не с иронией, а виновато. Руками волосы взъерошишь - и не слышно ничего, чьи-то пальцы на губах, - сколько продержишься?
  А иногда наплывает... лепечешь что-то до боли нежное - удивляешься: верят? Ведь экая малость: невысказанное - вселенная...
  Формула: мир логичен, ты - анти, в знаменателе ответ - в какую сторону от нуля? Неважно, всё равно дробь. До целого...
  Я совсем не знаю Вас. Взгляд мой рисует портрет, лишь отдалённо напоминающий оригинал. Хрупкий и беззвучный силуэт, лицо забытое и тем приворотное...
  _______
  
  ... соскучился, как ты там? достал этот город-улица! сколько ещё? боюсь застрять, боюсь расстояний - их ватности, мерещенья, искуса; чёрт! - так мало живём, так безнадёжно разлучаемся, секунды липкие, время - полынь, жуём его, чавкаем, бесимся, когда нет искры божьей, выдыхаемся, когда есть...
  когда ты спрячешься на груди - прячусь от страха и его бессмысленности; ты мне нужна, ты знай: если вдруг состоюсь не бездарно, значит - ты искра, ты - огонь, я в нём сгорю или воскресну...
  ездил эти дни в автобусах, всё ждал "счастливого билетика" (если что коллекционировать - так счастье?), а сегодня в давке девушка с твоим давним лицом оторвала мне 305304, пока соображал о недотягиваемых совпадениях, брать ли (или уже не мне принадлежит?) ещё билетик, она оторвала его мальчишке лет десяти, и я подумал, что меняться с пацаном не буду, ему нужнее: ему ещё ловить жар-птицу, хотя теряет тот, кто не боится потерь, но как бояться, если ты - это я; я тебя помню всю: давнюю, сегодняшнюю и будущую; и если души крылаты, - плевать им на аэродромы, давай спать - пусть встречаются: в прошлом ли, в будущем, спи, моя радость, мой счастливый билетик, я тебя люблю... )
  
  ___
  
  * 10-е Главное Управление Генерального штаба Вооружённых Сил